В 1937 году дедушка обычно очень поздно возвращался с работы. В то время он был художником по оформлению города к празднику, с деньгами тогда была напряженка, и ему необходимо было хоть чем-то зарабатывать. Он старался как можно быстрее сделать свою работу, чтобы пораньше вернуться домой и оставить время для станковой живописи. Возвращаясь домой по темным улицам Москвы, он часто видел, как черные воронки выскакивали из подворотни, из них, похлопывая себя толстыми руками по грубым кожанкам, хлопотливо выскакивали крупные мужики, которые рывком открывали двери в подъезды и с криками врывались в спящие квартиры. Дедушка все понимал, для него эта ситуация была реальностью, он смирился с тем, что вот так просто приезжают и забирают людей навсегда. К себе он это примерить не мог, он всегда был далек от политики – обычный живописец. Однажды вечером бабушка говорит ему: «Моня, поехали в Феодосию к родственникам». Он отвечает: «Какая Феодосия? У меня здесь работа, планы!» Но бабушка не успокаивалась и в итоге уговорила его ехать. Он чертыхался, ругался, но собрал краски, этюдники и холсты, и они отправились в Феодосию, а там запрет на рисование улиц города. Якобы художники могли срисовать корабли, стоящие на рейде. Деду в течение двух месяцев пришлось рисовать с крыльца пыльный двор, кур и собачью будку. Спустя два месяца бабушка с дедушкой вернулись в Москву, вошли в квартиру и увидели белые лица соседей. Они тогда жили в коммуналке, где всегда очень дружно приветствовали друг друга, спрашивали, как прошел отпуск, как жизнь, что нового, но тут все было иначе. Никто не заговорил с ними, перед их лицами закрывали двери, бабушка и дедушка не понимали, что происходит, они будто попали в мертвое пространство. Они начали спрашивать, что же случилось, и им наконец рассказали: «За вами полтора месяца назад приходили…» Это был приговор. Дедушка рассказывал, что они еще потом полгода спали одетыми и держали узелок тюремных вещей.
Не было мыслей убежать, да и куда бежать – непонятно. Они надеялись на справедливый суд, либо что лихая пронесет. Полгода стресса! Но никто не пришел. Дед считал, что, быть может, кого-то другого взяли, план выполнили, и про него забыли. Вот такая была система в то время. Так моя бабушка спасла моего дедушку. В 37-ом году люди не возвращались.
