Моисей Фейгин прожил 104 года, его последние холсты датированы 2006 годом — в 102 года он еще работал, и эти последние, как и многие работы разных лет, были показаны на большой выставке в Центральном доме художника в Москве в сентябре этого года. Как часто бывает в жизни художников, он нескольких месяцев не дожил до своего триумфа.
Один из ближайших друзей и ценителей художника, искусствовед Григорий Климовицкий говорит, что Фейгин — человек-остров, художник-остров… В этих словах — самая суть явления. Мир Моисея Фейгина, как далекие острова, еще отделен от нас не только незнанием его жизни, его представлений, его реальной философии — а он был, по свидетельству знавших его, философом-полемистом! — но и его образного языка, целой знаковой системы метафор, аллегорий, утаений, ассоциаций.
Еврейский мальчик из белорусского местечка вырывается в Москву, поступает и оканчивает ВХУТЕМАС, учится у корифеев русской живописи — Машкова, Осмеркина, Штеренберга — и доносит дух и стиль прерванных исканий через десятилетия, обновляя его мыслями, чувствами и контекстом нового времени. Арлекины, музыканты, донкихоты… Вся образно-цветовая система, все «письмо», весь графический почерк работают в одном «однообразном» по цели, но неисчерпаемом по подходам направлении. Вся его грандиозная живописная мозаика как бы являет нам опасно оживший древний возглас псалмопевца: «пошатнулись устои земли» и «нет человека».
Все композиции, все персонажи художника строятся как система остро прочувствованных пересечений, сдвижек линий и плоскостей, лишенных абсолютно каких-либо притягательных форм чувственного начала. ХХ век! В этом зеленовато-коричневом, сиренево-черном и гневно-белом проступают фигуры, лишенные плоти, фигуры, у которых тела, точно рушащиеся здания, опаленные деревья, костыли. Но над этими телами марионеток сюрреалистически высятся головы непреклонных мыслителей, последних гуманистов, прожигающих своим взглядом.
Как жил и выжил художник-формалист, конструктивист и экспрессионист, решительно не вписывавшийся в серебряно-ликующую живопись сахаринного Союза художников СССР? Фейгин не был лишен находчивости и юмора. Он, блестяще владевший «реалистическим методом» (об этом, в частности свидетельствуют его автопортреты), вступил в этот союз! И как член союза стал получать производственные заказы — писать цеха заводов, пейзажи… Студий не вел, в вузах не преподавал. Превратил свою мастерскую в малую крепость поистине редчайшего в тех условиях и действительно независимого искусства.
Его жизнь лишена броских красок, фатальных гонений, эпатажного авантюризма. Он жил аскетически-просто, зная себе цену и веря в свою звезду. Грели и давали силы годы юности, когда даже самому — студенту ВХУТЕМАСа — удавалось, на правах «комсомольского молодняка», заступиться за любимых педагогов Машкова и Осмеркина, которых горячие идеологи хотели убрать подальше от воспитания новой генерации. Юноша из провинции добился приема у наркома А.В. Луначарского и отстоял своих учителей.
Он был человеком нелегкой судьбы и нелегкого характера. Он был художником большого стиля, который, однако, рядил себя в формы карнавала, арлекиниады. Он был художником трагического гротеска, в котором детскость и мудрость возраста не разлучались. У него был свой театр «человека-игрушки», марионетки, винтика суровой державы. Ему везло на друзей и ценителей, которым не было дела до официального признания.
Одним из немногих коллекционеров, собравших уникальное, во всех смыслах репрезентативное собрание картин художника, стал художник, педагог и историк искусства Аннамухамед Зарипов. В недавно изданном могучем альбоме его коллекции не менее трех десятков картин Фейгина — несомненно, первого ряда. Кинорежиссер Яков Назаров не только снял достоверный фильм о работах и облике художника, но и опубликовал в своем альбоме безоглядно-правдивую фотографию — портрет художника последних лет…
Вот он — мудрый старец, в экстазе подступившей мысли, озарения, несогласия с миром! Этот пылающий, непримиримый, гневно-прекрасный взгляд, и эта беззаботная одежонка и не застегнутые рукава… Ах, оставьте, какое это имеет значение… Был ли он «национален», стремился ли к этому? Об этом когда-нибудь в меру понимания скажут мемуаристы. Несомненно одно — на всей этой безжалостно-правдивой живописи, на ее изломах и диссонансах лежит отсвет драмы ХХ века. Это очевидно уже сегодня.
Фото Якова Назарова
Россия, Международный журнал «Алеф», № 980, декабрь 2008
