Наталья Викторова, Радиостанция «Голос России» , 2010.
Музей изобразительных искусств имени Пушкина проводит выставку Моисея Фейгина, занесенного в Книгу рекордов Гиннесса как «самый старый работающий профессиональный художник мира».
«Искусство — не украшение, а поступок»,— утверждал художник Моисей Фейгин. Он родился еще в царской России, пережил Советский Союз, а в 2008-м году, незадолго до кончины, он был занесен в Книгу рекордов Гиннеcса, как «самый старый работающий профессиональный художник мира». Ему было 104 года. Московский музей изобразительных искусств имени Пушкина представляет персональную выставку работ художника под названием «Исповедь Арлекина».
Свидетель смены эпох, вождей, художественных вкусов Моисей Фейгин соединил в своем творчестве русский авангард начала ХХ века, поскольку был последним представителем знаменитой русской группы «Бубновый валет», абстракционизм, социалистический реализм и до самого конца находился в постоянном творческом поиске. Его самобытность особенно ярко проявилась в последние годы, когда он мог писать то, что хотел сам, считает внук Моисея Фейгина, тоже художник Леонид Фейгин:
«Мой дедушка всегда осознавал себя молодым художником. Несмотря на свой возраст, он все время учился. Результаты его экспериментов за большой период — за 60 лет — можно увидеть на выставке. Работы очень экспрессивные, глубокие, интересные. Он был мужественным человеком, который прошел через все то, что прошла страна. При этом в душе он всегда был в оппозиции — говорит Леонид Фейгин. Но стоило ему умереть, и его живопись стала открытием. Жаль, что он не дожил, но он всегда знал, что этого достоин». У Моисея Фейгина есть работы с отпечатком модного некогда кубизма, абстракции, фигуративные экспрессии… В то же время портреты из его живописной «ленинианы» публиковались в школьных учебниках. Так художнику приходилось зарабатывать на жизнь. До последних дней жизни он вспоминал эпизод, связанный с портретом Сталина.
«Халтура моя была — политические портреты, — рассказывал художник в одном из последних интервью.
— Я писал, например, для высотного дома на Котельнической набережной четырехэтажную голову Сталина. Представляете себе — глаз в полтора окна? Мы его рисуем, а как он выглядит — кто его знает. И мне приходилось забираться пешком на 29 этаж и сверху смотреть на расстеленный во дворе портрет. Страшно было: я выходил на самый край строящегося дома — вдалеке Кремль, как игрушечный, малюсенькая Москва-река — и я чувствовал себя как будто стоящим на утесе. Сверху смотришь на холст, запоминаешь — где светлей, где темней — вот так работали, зарабатывали деньги. Чем хуже жизнь, тем лучше художники работают, — говорил мастер.
— Живопись растет в борьбе. Сопротивление рождает злость, остроту, напор. Вот, например, когда появился Малевич? Когда Филонов появился? В самые скверные, самые трудные времена».
А дома Моисей Фейгин писал совсем другие картины. С конца 1960-х он совсем отошел от реальности и погрузился в фантастический мир карнавала, действующими лицами которого стали только трагические герои — Арлекины, циркачи, музыканты. В них вполне узнаваемы узники сталинских лагерей, гонимые художники, а то вдруг библейские персонажи. Колористическая смелость художника просто поражает: доминируют красный, желтый, оранжевый (говорят, одно из самых ярких нехудожественных впечатлений Фейгина было связано с наблюдением за льющимся расплавленным чугуном). В последние годы Моисей Фейгин ослеп, но продолжал работать. Его дочь Анна Фейгина рассказывает: «Все его спрашивали, и я тоже, а как же ты пишешь, ты же не видишь ничего? Он отвечал: «А я помню краски. Когда говорю: красная, я помню, какая она и как она будет сочетаться с другими цветами». Краски у него всегда были разложены по порядку. И он знал, где какая лежит». На выставке в Москве всего более ста работ Моисея Фейгина. К сожалению, значительная часть наследия была уничтожена самим автором. Из-за бедности, которую он возвел в принцип, художник не покупал новые холсты, а писал сверху тех, что ему переставали нравиться. Так что остается только догадываться, что еще можно «прочесть под многочисленными слоями красок в «исповеди сына века».
